Суженый к Рождеству - Страница 4


К оглавлению

4

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

– Нет, ну почему обязательно шаромыга, Лидок?

Настя с печалью оглядывала подругу, вырядившуюся в новое платье, туфли, взбившую в великолепную волну свои кудри на затылке, полтора часа потратившую на макияж. И жалко ее было, и обидно за то, что Генка не оправдал надежд – приехать-то наверняка не сможет. Ну и немного раздражения тоже имелось.

И чего Лида спешит, спрашивается? Куда торопится? Уж замуж невтерпеж, да? Их вот с Генкой любимая бабушка вечно причитала: выйти замуж – не напасть, как бы замужем не пропасть. И все в сторону Насти поглядывала. И все горевала. Все печалилась, доживет или нет, когда ее голубку кто-нибудь пригреет. А ну как обижать станет, а заступиться будет некому, коли бабушка помрет.

– Ты, Генка, не бросай сестрицу, – умоляла она двоюродного брата. – Вас всего двое на белом свете осталось. Родители ваши с моря к нам так и не доехали, погибли… Что же теперь поделаешь! Но не одни вы. Я у вас есть. Да вы вот друг у друга.

Бабушки уже три года как не было. Из всей самой близкой родни у Насти остался лишь Генка Вершинин, который ее любил, холил и лелеял, но…

Но никак не хотел рассматривать ее подругу Лидочку в качестве возможного варианта. Настя ведь давно к нему с этой темой приставала (главным образом потому, что к ней приставала Лидочка).

– Успею еще, – хохотал обычно Генка и целовал ее в веснушчатый нос. – Мне бы тебя, малыш, пристроить. Да так, чтобы душа за тебя не болела.

– А болит? – глаза тут же начинало дико резать, а губы выворачивать. – Болит, да, Ген?

Настя всегда размякала, когда он начинал открыто проявлять свою любовь, нежность и заботу. Раньше бабушка ее по голове гладила и в макушку целовала, теперь вот Генка. Но бабушка-то всегда была раньше рядом. А Генка лишь наездами, временные промежутки между которыми становились все длиннее и длиннее.

Обещал же на Рождество приехать, обещал! А теперь виляет. Может, это он из-за Лидочки поменял свои планы? Раньше они всегда этот праздник вместе отмечали, даже когда бабушки не стало, все равно – вдвоем. А теперь…

Кого она станет потчевать замаринованным в чесночном соусе мясом? Кого удивлять пышными пирогами с печенкой и грибами? А холодец для кого варила? Для Лидочки? Да ей все эти гастрономические яства как шли, так и ехали. Она с диет не слезает. И уже заказала подруге специально для нее поставить на стол фруктовый салат и крохотную тарелочку с вареной телятиной, нарезанной крупными пятаками.

Так для кого она все эти блюда готовила? Для Генкиного посланца, которого он решил свалить им на головы только потому, что сам не приедет и что друга надо пригреть на Рождество? Очень надо, блин!

– Как его зовут? – снова пристала с вопросом Лида, так гневно чеканя шаг, что в углу тревожно позвякивала разноцветными шарами новогодняя елка. – Твой разлюбезный братец хотя бы сказал, как зовут его друга? Ты же не можешь впустить себе в дом человека с улицы, не проверив у него документов?!

– Иванов Иван Иваныч, – ворчливо отозвалась Настя, забираясь с ногами в кресло и надувая губы. – Как ты себе представляешь проверку документов, Лида? Что, я стану у лучшего друга моего брата требовать паспорт, водительское удостоверение, пенсионное и страховое свидетельство?..

– ИНН! – фыркнула вдруг Лида, перебивая ее, и рассмеялась. – Что, правда Иванов Иван Иванович?!

– Ну, не Иван Иванович, конечно, но Иванов, – с кислой улыбкой ответила Соколова, не понимая веселья своей подруги.

Она что же, решила переместить свой интерес с Генки на неведомого Иванова, да?! А как же верность подруге и их совместному выбору? Как же их планы насчет детей, которые станут Соколовой и племянниками, и детьми любимой подруги?

– А он хорошенький? – окончательно обнаглела Лидка, очень быстро сменив гнев на милость. – Хорошенький твой Иванов?

– Не знаю, – от такого вероломства Настя окаменела в кресле. – Тебе-то вообще что? Что, Генка уже не интересует?!

– Где он, твой Генка-то? А тут Иванов! Да в канун Рождества! Гадать станем, Соколова?..

Ей радость, а Настя расстроилась. И даже в сердцах выпроводила ее домой, сказав, что помощи от нее никакой, только под ногами путается. Чтобы шла к себе – в соседний подъезд. А как только Иванов подкатит, Настя ее вызовет.

– Смотри не передумай, – погрозила ей пальчиком Лида, выходя на лестничную площадку. – А то возьмешь да спать уляжешься! И конец тогда всем моим планам на эту волшебную ночь и… Слушай, Соколова! Раз ты гадать не хочешь, давай тогда пойдем на реку купаться, а? Тут же рядом совсем, а? Давай, Настюша, соглашайся!

– Так на Крещение купаются, Лида.

– Да какая разница! Сегодня святая ночь, не заболеем! Заодно и на Иванова без одежд посмотрим.

– Ох, господи! – взвыла Настя. – Иди уже!..

На Иванова она без одежд посмотреть захотела, понимаешь! Его хотя бы в одеждах дождаться. Время катилось к двадцати двум ноль-ноль, а его все не было. Лидочка уже четырнадцать раз за минувший час позвонила, истомившись от ожидания. И все порывалась к Насте прийти. Та запретила, все еще обижаясь на подругу за то, что она променяла Генку на незнакомого Иванова.

– Сиди дома, – приказала строго. – Как явится, так позову!

Иванов не являлся. Зато позвонил братец и сразу затараторил, затараторил.

– Малышка моя, рыженькая, не обижайся! – торопился он, проглатывая окончания, из чего Настя сделала вывод, что Генка во хмелю. – Завтра… Крайний срок послезавтра непременно приеду.

– Ты пил! – возмущенно перебила она его.

– Совсем чуть-чуть, Настюха, чего ты, блин, сразу ругаться-то! – засопел Генка в трубку. – Сделку обмыли на радостях. Сто граммов коньяка, а ты сразу! Я вот из-за твоей строгости и от женитьбы шарахаюсь, между прочим. Попадется такой прокурор, как ты, что тогда делать?!

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

4